Рано утром 23 января Светлана Энзель, как обычно, отправилась по рабочим делам из Микашевичей в Лунинец. В Opel, кроме неё, находились дочь Настя и коллега по работе. «Вдруг на ровном участке дороги навстречу машина. Я закрыла глаза, — вспоминает Настя. — Когда открыла — оказалась одна в салоне». Светлану от удара выбросило на дорогу. Через два дня она скончалась в больнице. Но на этом кошмар семьи Энзель не закончился. Причем проблемы пришли оттуда, откуда должна приходить защита.
Татьяна Романовна Энзель — бабушка и сейчас центр обедневшей семьи. Живет в большом ухоженном частном доме на окраине Микашевичей. Ведет хозяйство, собирает груши, играет в компьютерные игры, ездит на скутере и производит впечатление обычно радостного и грамотного человека. Если не считать последних двух месяцев, конечно.
— Бабушка до сих пор не может прийти в себя, — предупреждает Настя по дороге из Минска. Сама Настя не плачет по одной причине: психотерапевт временно посадил девушку на антидепрессанты, притупляющие боль от пережитого.
В таких случаях нужные слова подбирают психологи, но суть от этого не меняется: после похорон дочери перед Татьяной Энзель поставили вопрос с внуками. Фактически вопроса-то и не было: бабушка всегда участвовала в их воспитании. Но юридически двое несовершеннолетних — 16-летний Роман и 14-летняя Алена — нуждались в опекунстве (отцы у детей разные и в воспитании участия не принимали). Старшая внучка Настя уже давно переехала в Минск и в этом году оканчивает учебу в БГУИРе.
То, что можно было с досадой пережить в любой другой момент, в нашем случае переживалось со слезами и болью.
Все началось с того, что в конце января Настя отправилась в школу к социальному педагогу.
— Мы позвонили в отдел образования, и специалист продиктовал нам список документов, которые должна была собрать бабушка. Вот он, — рассказывает Настя.
Бабушка (астматик) собрала документы, включая отказы от опеки от обоих отцов. Никто не мешал пенсионерке ходить к мужчинам, единственная помощь которых заключалась в содействии рождению детей, но и не помогал. В школе сказали, что это вне их полномочий.
— Собрала документы и поехала в Лунинецкий райисполком. Сажусь в поезд и отворачиваюсь к окну, чтобы люди не шли с соболезнованиями: многие же меня знают. Я всю жизнь проработала в санслужбе, как и дочь, — тихо говорит Татьяна Романовна.
В райисполкоме та же специалист Валентина вручила пенсионерке дополнительный список. Вот они оба.
Бабушка собрала и его. И снова отправилась за 50 километров.
— Приезжаю, а мне говорят: надо еще везти детей с отцами. А на дворе февраль, дети болеют, они очень тяжело переживают потерю мамы. Прошу: они же не маленькие, пусть напишут в школе в присутствии учителей или кого угодно. Нет. Я нашла отцов, взяла внуков, и мы поехали.
В райисполкоме отцы и дети подписали нужные бумаги.
— Все? Все. А у нас же дело уголовное продолжается еще. Я пошла к адвокату. Тут мне звонок: возвращайтесь, вы забыли написать заявление. Я «забыла»! А у меня поезд — не могла задержаться. Пришлось ехать снова на следующий день. Все? Нет, привозите своего сожителя.
«Сожитель» — это Николай Иванович, который уже почти 20 лет живет с Татьяной Романовной и стал для внуков вторым дедом.
— Зачем его-то тягать? Юридически это мой дом и мои внуки, — повздыхала бабушка и поехала вместе с Николаем Ивановичем в райисполком. Показала. Подписали.
В конце февраля Татьяне Романовне позвонила Валентина: Брест дал добро.
— Я попросила по-человечески: содействуйте, ускорьте. Без опекунства не могу ни алименты получить, ни пенсию по потере кормильца. Но проходит две недели, опять ни звонка. 28 февраля случайно узнала, что документы были готовы еще 23-го. Но в них ошибочно указан адрес.
С этим решением бабушка спускается на другой этаж того же здания райисполкома — в пенсионный отдел.
— Достают документы. Вижу, что Настины готовы. Она совершеннолетняя и может получать пенсию сама. А мне и надо было, чтобы ей первой дали денег. Она студентка в Минске, нужен проездной, продукты покупать. Хоть сколько! Но опять нет. Нужна справка, как моя дочь Светлана где-то в середине девяностых месяц работала на почте.
Я иду за справкой о том, что дочь была почтальоном, приношу. На меня смотрят: нужна еще одна такая же. Я разворачиваюсь, опять иду на почту. Даже там спрашивают: неужели в исполкоме не могут снять копию? Почему не сказать человеку, что надо взять сразу несколько справок? — Татьяна Романовна рассказывает об этом без капли гнева, просто непонимающим голосом. Тем более такая же ситуация со справками уже была месяц до этого.
В конце января у нее потребовали справку об учебе внуков в школе. Чтобы выписать документ, пришлось идти с паспортом. Потом в Лунинце копию справки вот так перечеркнули и сказали привезти оригиналы.
Еще дважды бабушку резко ставили на место. Например, когда она отправилась в суд.
— После смерти Светы по месту работы отцов юридически исчез получатель алиментов. Я поехала к их бухгалтерам — оказалось, что документы уже отправили судоисполнителю. Прихожу в суд. На меня стали кричать, чего, мол, я сюда приехала. Я объясняю: мне прежде в органах опеки говорили, что это несложно, когда есть решение об опекунстве, просто надо переписать нового взыскателя. Я же не знаю, как надо… Меня выгнали: идите пишите заявление, еще по-новому суд будет…
А в начале марта Татьяна Романовна осмелилась позвонить в пенсионный отдел и спросить, не перевели ли Насте деньги.
— Мне в трубку крикнули, что никакой пенсии, пока нет справки о средней зарплате по Беларуси. Им для расчета надо.
Удивительно долго терпение пенсионеров. Только после всего этого Татьяна Романовна начала понимать, что пора говорить громче. Но через ступени прыгать все равно не решилась. Сперва отправилась на ранее анонсированную встречу с председателем районного Совета депутатов Рафаловичем.
— Он принимал в Микашевечском исполкоме. При мне позвонил в тот же пенсионный отдел, и там, я по громкой связи слушала, сообщили, что уже не хватает какой-то другой справки, от санитарной службы… В итоге он посоветовал мне идти в прокуратуру. Написали адрес на бумаге.
На следующий день опять сажусь на поезд и еду к прокурору. Захожу в приемную. Секретарь говорит, что он занят, уезжает — идите к заму. Я спустилась, там женщина молодая, позвонила в суд: «Войдите в положение». И вот в пятницу пришло заказное письмо: поменять взыскателя. Из-за двух слов я столько ездила и просила. Вот зачем?
Вторая благодарность бабушки адресуется женщине, которая ответила ей по телефону.
— Наша адвокат посоветовала идти к председателю, но у него же запись. Можно попасть только 13 апреля. Девушка, которая мне это сказала, посоветовала позвонить зампреду Захаркевичу. Я когда первый раз ему позвонила, то была вынуждена признаться: если и вы мне сейчас не поможете…
Журналистов в Микашевичи привезла Настя. Потому что в субботу переполнилось и ее терпение, когда при стандартной процедуре описи в квартире она услышала от Валентины, что нужно привезти еще какое-то заявление. По словам Насти, состоялся примерно такой диалог:
— Почему вы сразу не сказали, когда бабушка у вас была?
— Рот закрой, я разговариваю не с тобой.
— Не нужно в моем доме закрывать мне рот, ответьте на вопрос.
— Молодая леди, вы еще в жизни нарветесь.
Во время нашего визита Татьяне Романовне звонит зампред Захаркевич: пенсия переведена. Спустя два часа приезжают директор школы и представитель отдела образования. Женщины нервничают, узнав о журналистах, но совершают единственно правильную миссию, на которую способны в сложившейся ситуации: приносят извинения. Более того, Татьяна Романовна получает под роспись документ на представление ее интересов. Так местная власть снимает маску равнодушия и принимает гражданина в сильнейшие объятия. На следующей неделе обещали привезти новое, исправленное решение и всячески содействовать в любых вопросах.
Татьяна Романовна с радостью променяла бы эту амплитуду чувств со стороны райисполкома на ровное отношение с уважением к трагедии семьи.
— Что мне от того, что они накажут Валентину? Вот зачем было устраивать такое?
У семьи еще остаются вопросы, с которыми они просто не знают, как поступать. Один из них — кредитная квартира в Микашевичах, за которую платила Светлана — а теперь? Несовершеннолетние дети?
— Виновника я прощаю, — напоследок говорит женщина с заплаканными глазами. — У меня остаются внуки. У него тоже, наверное, есть семья. Он же не намеренно шел… Я бы все сама ему отдала, что у меня есть, чтобы дочь поднять.
Источник people.onliner.by